pyhalov

В дополнение к предыдущему сообщению.

Как известно, сегодня в РФ действует весьма своеобразная форма цензуры: для доступа к архивно-следственным делам репрессированных необходимо официально оформленное разрешение кого-то из их родственников. Такой порядок вызывает возмущение даже у мемориальца Никиты Петрова:

«Требования, предъявляемые к исследователю архивными чиновниками на получение письменного согласия от потомков репрессированных для доступа к архивно-следственным делам, не соответствуют законодательству. С какой это стати право распоряжаться архивным делом репрессированного принадлежит его потомкам? В России по закону наследуется только право на имущество и авторское право, но никак не право распоряжаться доступом к документам государственных архивов (заметим, государственных, а не личных!)».

С какой стати? Очень просто. «Жертвы сталинских репрессий» обязаны быть «невинными»:

http://forum.sadov.com/thread-402-post-40600.html#pid40600

Я в свое время помогал 4м знакомым у которых тоже в роду были "кто-то репрессированные" разыскать информацию о них. Люди угрохали кучу времени на обращения в различные архивы, да и денег порядочно. В итоге выяснилось, что у одного бабка села не за то, что "была дочерью царского офицера", а за то, что она будучи бухгалтером на заводе взяла из заводской кассы деньги и купила себе шубу. У другого дед сел не "за анекдот про Сталина", а за участие в груповом изнасиловании. У третьего дед оказался не "раскулаченым ни за что крестьянином", а рецедивистом, получившим вышку за убийство целой семьи (отца, матери и двоих детей подростков). Только у одного дед оказался действительно политически репрессированным, но опять же не "за анекдот про Сталина", а за то, что во время войны был полицаем и работал на немцев.

Это к вопросу о том, стоит ли доверять семейным легендам про репрессированных родственников.

Те, кто установил подобный порядок доступа к архивным делам, рассчитывают, и небезосновательно, что родственники репрессированных будут помалкивать о подобных «открытиях», поддерживая тем самым миф о тотальной невиновности жертв репрессий. И этот расчёт, в общем, оправдывается. Однако случаются исключения. Одно из них приводится в статье Боброва и Ферра.


Свидетельство В.И.Алксниса

В 1990 году с личного разрешения Председателя КГБ В.А.Крючкова возможность ознакомиться со стенограммой судебного заседания по делу Тухачевского представилась народному депутату Верховного Совета СССР полковнику В.И.Алкснису.

В 1930-е годы дед Виктора Имантовича командарм 2-го ранга Яков Иванович Алкснис занимал руководящие должности в Наркомате обороны, входил в состав Специального судебного присутствия, рассматривавшего дело военных. Но затем сам был арестован и приговорён к смертной казни по обвинению в принадлежности к латышской националистической организации в РККА.

Несмотря на широко декларируемую политику «гласности» все обращения Алксниса-внука в реабилитационную комиссию Политбюро ЦК КПСС под председательством Яковлева заканчивались ничем. Доступ к материалам процесса стал возможен только после обретения Алкснисом статуса народного избранника в высший законодательный орган Союза ССР несмотря на отсутствие у него какого-либо родства с осуждёнными по делу Тухачевского лицами.

Знакомясь со стенограммой, Алкснис наткнулся на факты, которые расходились со многими клише времён горбачёвской «перестройки», вследствие чего у него сложилось мнение о виновности Тухачевского и других осуждённых с ним командиров. Впечатления от знакомства с материалами процесса он изложил в интервью малоизвестному и малотиражному журналу «Элементы»:

«Мой дед и Тухачевский были друзьями. И дед входил в состав того судебного совещания, которое судило и Тухачевского, и Эйдемана. Интерес к этому делу ещё более усилился после известных публикаций прокурора Викторова, писавшего, что Яков Алкснис вёл себя на процессе очень активно, “топил” обвиняемых...

По стенограмме же — всё наоборот. За всё время процесса им заданы всего два-три вопроса. Но самое странное — это поведение обвиняемых. В газетах писали, что они всё отрицали, ни с чем не соглашались. А в стенограмме — полное признание. Самого факта признания, я понимаю, можно добиться пытками. Но там совсем другое: обилие подробностей, длинный диалог, взаимные обвинения, масса уточнений. Отрежиссировать такое невозможно. Тут что-то загадочное...

О характере заговора мне ничего не известно. Но в том, что заговор внутри Красной Армии действительно существовал, и Тухачевский был его участником, я сегодня убеждён полностью.

Так что несмотря на внешнее обилие публикаций вопросов всё больше. Чтобы ответить на них, нужен доступ ко всем материалам. Казалось бы: так долго твердили о необходимости их рассекречивания. Так рассекретьте, наконец! Ан — нет. Видимо в тех материалах есть какие-то большие загадки».

Из всех, кто когда-либо получал доступ к материалам суда, пожалуй, лишь Алкснис публично признался, что в свете архивных документов расхожие представления о невиновности Тухачевского и других военачальников оказываются неосновательными. По-видимому, прав Виктор Имантович в своей оценке того, почему — в силу «каких-то больших загадок» — столь давнее, хотя и очень громкое дело власти продолжают хранить под спудом.

Стенограмму Алкснис изучал в 1990-м, а его интервью «Элементам» вышло в номере журнала за 1993 год. Поэтому 13 августа 2000 года один из авторов данной публикации (Бобров) обратился лично к Алкснису, чтобы получить его разъяснения, что называется, из первых уст. Ниже цитируются фрагменты расшифровки сделанной тогда же аудиозаписи.

«Алкснис: Полистав стенограмму, у меня появилось больше вопросов, чем я получил ответов. Я вынес впечатление, что, очевидно, заговор существовал в действительности. Беда в том, что если в 1937 году считалось, что осуждённые тогда — это “враги народа”, то после 1985 года все стали невиновными. А я думаю, что была и оппозиция, в том числе и Сталину...

Но вот что меня насторожило: в стенограмме есть моменты, которые свидетельствуют об искренности заявлений, — как бы кто ни говорил, что процесс был организованным спектаклем, что с подсудимыми специально работали для дачи нужных показаний.

Ну, представьте: скажем, Тухачевский рассказывает о встрече с военным атташе Германии на подмосковной даче.

Вопрос: Кёстрингом?

Алкснис: Я сейчас уже не помню фамилию. И в этот момент вдруг вмешивается Примаков и говорит: “Михаил Николаевич, вы ошиблись. Эта встреча состоялась не в вашем кабинете на даче, а на веранде”. Я так понимаю, что невозможно было бы срежиссировать всё так, чтобы Тухачевский говорил именно об этом и чтобы Примаков сделал такое уточнение.

Вопрос: Хорошо, а были ли какие-то обстоятельства, заставляющие думать, что процесс был всё-таки срежиссирован?

Алкснис: Нет, так срежиссировать процесс, как он изложен в стенограмме, нельзя.

Вопрос: То есть Вы хотите сказать, что, просмотрев стенограмму, Вы в ней не обнаружили никаких следов какой-то режиссуры?

Алкснис: Да. Да. Да. Причём все каются, и когда в своём последнем слове все признают свою вину, что они были участниками заговора (зная, что за этим последует, что их ждет расстрел), то невозможно представить, чтобы всех их заставили сделать такие признания и заявления».

Продолжая, полковник Алкснис дал понять, что в отличие от этих подсудимых показания его деда, командарма 2-го ранга, арестованного в разгул «ежовщины» — 28 ноября 1937 года, носили вынужденный характер. Что явствует из материалов архивного дела Якова Ивановича, которое, по мнению внука командарма, было сфабриковано.

Затем беседа вновь вернулась к стенограмме процесса над Тухачевским:

Вопрос: Какой был главный пункт обвинения заговорщиков?

Алкснис: Там было всё: и шпионаж, и подготовка военного переворота, и вредительство...

Вопрос: А что значит “шпионаж”? Вот вы говорили про свидание на даче...

Алкснис: Да, да, с германским военным атташе. Речь шла о том, что налаживается взаимодействие с немецкими военными, идут контакты с ними.

Вопрос: Кто преимущественно говорил об этом — Тухачевский, Уборевич?

Алкснис: Они все рассказывали. Речь шла о том, что существует единая организация, её возглавляет Тухачевский, и она занимается подобными вещами. Именно это было основным на процессе».

Через 7 лет после своего журнального интервью Алкснис вновь заявил об ошибочности утверждений прокурора Викторова, касающихся его деда. Вот почему нельзя исключать, что в отличие от Алксниса Викторов мог и не читать всей стенограммы процесса, а если прочитал, то умышленно исказил её содержание:

«Вопрос: В статье Викторова сообщается, что командарм Алкснис якобы “топил” обвиняемых. Но, по Викторову, он “топил” не Тухачевского, а Корка. Причём за шпионаж. А что было на самом деле?

Алкснис: Да, сообщалось, будто мой дед был очень активным участником процесса. А из стенограммы следует, что он лишь три раза задавал вопросы. Зато очень активно себя вёл, например, Блюхер. Для меня самым важным в стенограмме процесса было то, что в действительности дед не был самым главным [среди обвинителей]».

Затронутый Алкснисом вопрос о честности Викторова имеет далеко идущие последствия, ибо бросает тень сомнения на правдивость других заявлений прокурора в его статьях и книге, изданной в своё время огромным тиражом, и кроме того помогает получить представление о том, как именно готовились реабилитации лиц, осуждённых по делу Тухачевского.

Впечатления, изложенные в 1993-м в интервью «Элементам», а в 2000-м — в частной беседе с одним из авторов данной публикации, Алкснис подтвердил в статье 2009 года, где ещё раз заявил, что только после ознакомления со стенограммой процесса «пришёл к выводу, что всё-таки “заговор военных” или что-то тому подобное в Красной Армии был». Но в отличие от прошлых лет — с одним важным уточнением.

Оказывается, пока документы хранились в архиве в ожидании, когда свободный доступ к ним получат архивисты-историки, материалы самих уголовных дел подверглись «расчистке». Когда, по словам Алксниса, в 2000 году он вторично обратился в ЦА ФСБ, то благодаря своим старым записям выяснил, что из досье его репрессированного деда «пропало донесение разведки НКВД, датированное 1932 годом» и ряд других документов… Следовательно, как заключает экс-депутат, «в архивах имеются документы, которые не устраивают и нынешнюю власть».

К сказанному остаётся лишь добавить: замечания, сделанные Алкснисом, очень близки по смыслу к написанному в письме Будённого, а те в свою очередь — к содержанию других первичных документов.