Ещё один реабилитированный польский шпион

varjag_2007

Это был шаг отчаяния и протеста, ребята хотели развиваться, учиться дальше, но впереди у них не было никаких перспектив. Диктатура пролетариата не приветствовала поступление в университет выходцев из «неправильной» социальной среды. То, что по жизням этих парней катком прошлись революция и Гражданская война, оставив большинство семей без отцов, без средств к существованию и автоматически превратив их в пролетариев, во внимание не принималось, ребятам был уготован беспросветный физический труд.
...

Благополучно сойдя с поезда, парни доехали до села Клембовка, нашли бывшего соученика — Болеслава Мовчана. Когда допрос дошел до этого места, Дворжецкий попытался рассказывать, будто они погостили у Мовчана с недельку, потом отправились на поиски работы к другому бывшему соученику — Зелинскому. Но, видно, какие-то методы воздействия заставили его изменить свои показания:

«В действительности происходило следующим образом: я и Яворовский рассказали Мовчану о нашем намерении перейти в Польшу, и он вместе с нами ходил в Изяславль к своему родственнику-крестьянину, который согласился оказать нам содействие... Спустя минут 20 пришел Янковский, лет 30-ти, бывший контрабандист... Последний охотно согласился указать нам дорогу к границе».
(Из показаний Вацлава Дворжецкого 30 января 1930 г.)

Сначала все шло как по маслу. Они пересекли границу и были задержаны польской погранохраной. Наутро их отвезли в село Стуйло на стражницу. Комендант стражницы отобрал у них документы и отправил в город Острог. Недели через полторы их вызвали на допрос.

«Капитан разведки интересовался следующими вопросами: 1) о численности Киевского гарнизона и названии частей. Я ответил, что на Бульварно-Кудрявской улице расположен стрелковый батальон, 2) какие имеются заводы. Я назвал «Большевик», «Ленинская кузница», «Арсенал», главные электромастерские...».
(Из показаний Вацлава Дворжецкого 30 января 1930 г.)

Через неделю парней снова вызвали на допрос. На этот раз в комнате, кроме капитана, находилось «неизвестное лицо», прибывшее из Варшавы.

«Основная установка «варшавского» сводилась к следующему: в Польше нам еще не доверяют, так как мы пользы никакой не принесли. Вследствие этого принять на жительство не могут и что нужно доказать свою преданность Польше... после чего может быть речь о приеме, материальном обеспечении и что дадут возможность получить высшее образование».
(Из показаний Вацлава Дворжецкого 30 января 1930 г.)

Не такого приема ожидали наивные ребята. Они с ужасом поняли, что попали в ловушку, и согласились «принести пользу».

«Варшавский» дал им подробные инструкции, как вести себя после возвращения в Советский Союз, какие собрать сведения. Дворжецкого обязали завербовать друга детства, курсанта Киевской артиллерийской школы, и прихватить его с собой при следующем переходе границы в Польшу, а Яворовскому следовало взять с собой Остроменского и завербовать сына швейцара польского клуба, служившего в среднем комсоставе на железной дороге.

«В Польше мы находились почти месяц. Числа 29-30 июля нас вызвали в канцелярию, где находились капитан и «варшавский». Капитан по карте объяснил, как и где перейти границу... Мне вручили 160 рублей, из них 30 рублей — мои деньги, с коими я пришел в Польшу, и 10 рублей — Яворовского. Каждый из нас дал расписку на 12 долларов. Подписались своими фамилиями».
(Из показаний Вацлава Дворжецкого 30 января 1930 г.)

Дома они появились с видом ничем не замутненной наивности, хотя к тому времени с «легкой руки» Гели Зводзинской и Володи Остроменского в общежитии школы не осталось человека, который бы не знал о попытке побега Дворжецкого и Яворовского. Они же уверяли всех, что ездили в Клембовку к Болеку Мовчану отдохнуть на природе.

«С целью выполнения полученного в польразведке задания я проделал следующее: 1) выяснил, что по Бульварно-Кудрявской находится 137 полк, 2) в районе Лукьяновки расположены 134, 133 и 135 стрелковые полки и 6 полк связи, 3) на Подоле — 4 конвойный полк, 4) 453 дивизия — штаб в Киеве, 5) 46 дивизия — штаб над «Красным стадионом» (ныне НСК «Олимпийский». — Авт.), 5) отдельная рота связи XIV строительного корпуса по Лабораторному переулку, 7) в районе Лукьяновки 45 и 46 артиллерийские полки.

На купленной мной карте г. Киева я значками отметил местонахождение частей. Все выясненное мной я записал на листочке бумаги. Карта Киева и эти записи находятся в доме родных по Львовской улице».
(Из показаний Вацлава Дворжецкого 30 января 1930 г.)
...

Читая материалы дела, держишь это в памяти в надежде: а вдруг вся эта история с побегом — плод буйной фантазии сотрудников ГПУ и самооговора подследственных? Ведь существуют тысячи свидетельств судебных фальсификаций того времени. Почему бы и этой истории не быть с ними в одном ряду? Антипольская кампания Сталина именно тогда начала набирать обороты.

В эпоху перестройки Вацлав Янович Дворжецкий стал членом общества «Мемориал», много лет работал в Горьковском драматическом театре, стал знаменитым киноактером, его славу умножили сыновья-актеры — Владислав и Евгений. У него было все, кроме одного — биографии, не запятнанной судимостями.

Он писал заявления, выступал в печати, выпустил книгу. Артиста реабилитировали по обвинению, предъявленному во время второго ареста, но никак не признавали его права на реабилитацию по первому. Упорно сопротивлялись реабилитации горьковский и украинский КГБ, которые занимались заявлениями Дворжецкого. Почему?

«Нами через возможности ПГУ КГБ УССР получены дополнительные данные, подтверждающие его (Дворжецкого. — Авт.) принадлежность к спецслужбам буржуазной Польши, в архиве разведки которой в списках агентов, принятых на разведывательную службу в конце 1929 — начале 1930 гг., составленных 2 отделом Главного штаба буржуазной Польши, значится Дворжецкий Вацлав Dworzecki Waclaw (другие установочные данные не отражены). Он же фигурирует в листе денежного вознаграждения за разведывательную работу от 27.07.1929 г.».
(Из письма начальника УКГБ СССР по Горьковской области генерал-лейтенанта Ю.Г. Данилова председателю КГБ УССР генерал-лейтенанту Н.М. Голушко).

Есть еще один документ, полученный от польских спецслужб. Из него видно, что в 1930 году господин «варшавский», снабдивший Дворжецкого и Яворовского деньгами и инструкциями, интересовался у киевской агентуры, почему они не вернулись в его сети и какова их дальнейшая судьба (перевод с польского сделан в 1989 году):

«Начальнику экспозитуры 11 отдела Главного штаба № 5 во Львове 4. ХI.1930
Информация на Дворжецкого Вацлава.
В связи с письмом L. dz. 1100-секретно 30 сообщаю, что по данным, полученным из Киева, агент Дворжецкий Вацлав уже осужден и сослан в Соловки. Срок ссылки не известен. Я дал указания получить дополнительные данные.
Начальник разведотдела майор Гано»

...

И все же в течение нескольких последних месяцев жизни Вацлав Янович смог почувствовать себя свободным от тяжких воспоминаний.

«Постановление Судебной Тройки при Коллегии ГПУ УССР в отношении Дворжецкого подлежит отмене, а дело — прекращению по следующим основаниям: из материалов дела видно, что заключительное постановление, по которому Дворжецкий был подвергнут заключению, составлено только на основании показаний самого Дворжецкого, его объяснения противоречивы, непоследовательны и не подкреплены другими доказательствами, к тому же от его действий никаких последствий не поступило».
(Из заключения Военного трибунала Киевского военного округа 17 июля 1992 г.)